Автор доклада — протоиерей Евгений Беляков, клирик Магаданской и Синегорская епархии РПЦ, руководитель Общества любителей церковной истории Северо-Востока России, преподаватель кафедры социальной педагогики СВГУ (г. Магадан). Доклад был представлен на межрегиональной научно-практической конференции «Наследие святителя Иннокентия (Вениаминова) и православной миссионерской деятельности в Сибири, на Дальнем Востоке и сопредельных территориях», состоявшейся 12 декабря 2015 года в г.Иркутске.
Как известно, часть пути миссионерских путешествий святителя Иннокентия (Вениаминова) проходила по территории современной Магаданской области. Это территория, на которой свободно помещается несколько Франций, а населения – в три раза меньше, чем население вашего города. Во времена Святителя Иннокентия – эта территория была не изучена и примерно в 100 раз меньше заселена. Даже через полстолетия после Святителя, один из участников охотско-камчатской экспедиции конца XIX в., доктор Н.В. Слюнин давал нашему краю следующую характеристику:«… тяжелая, подчас безотрадная обстановка местных условий…»[1] Несмотря на то, что территории разведывались с середины XVII в., к началу XX в. Н.В. Слюнин отмечает «отсутствие точных исследований по истории, географии, в области флоры и фауны … этнографии инородцев»[2], а также исследований экономического характера: вероятной выгоды от рыбных и пушных промыслов. Он же отмечает «бедноту» литературы, касающейся Охотско-Камчатского края[3]. Таким образом, в отличие от крупных исторических центров Якутска, Иркутска, Хабаровска, территория вдоль охотского побережья от Охотска до селения Гижига представляла собою фактически пустыню, раскинувшуюся почти на четыре тысячи верст вдоль Охотского моря. Но в этой пустыне жили люди… Узкая полоска земли вдоль моря была заселена немногочисленными оседлыми тунгусами и еще менее малочисленными русскими. Несколько острогов и «крепостей», поставленных первопроходцами были оплотами государственной власти, вокруг которых теплилась жизнь на этой безмолвной и почти безлюдной территории. Оседлые эвены и коряки, кочующие со стадами оленей инородцы, немногочисленные пришлые русские… К ним и спешил Святитель Иннокентий, решаясь отправиться не морским, а сухопутным путем из Охотска на Камчатку и обратно. Об этих огромных пространствах свидетельствуют и записи путевого дневника Святителя: «Путь от олюторских селений до Гижиги лежит совершенно по пустым, необитаемым местам. На пространстве более 600 верст находятся только два селения коряков еще необращенных и даже не совсем повинующихся гражданской власти, и кое-где бродят кочующие коряки. И от Гижиги до Охотска очень немного селений; на пространстве 1500 верст только 9 селений, и в расстоянии от 40 до 350 верст». Даже сегодня не каждому туристу под силу пройти этим путем так, как это делал Святитель: без квадроциклов, снегоходов, джипов, средств связи и навигационной аппаратуры.
Цель моего доклада – воссоздать реальную картину пути Святителя Иннокентия вдоль охотского побережья в его географических, климатических и исторических особенностях с тем, чтобы яснее понимать всю степень самоотверженности Святителя Иннокентия, высветить те стороны его многогранной личности, которые оказались в светлой тени его проповеднических качеств. Какие в жизни пути выбирает человек? На что он готов пойти, чтобы поделиться опытом веры? Через что в самом себе готов переступить ради ближнего? Какую меру ответственности готов взять на себя? Как далеко готов зайти (и порою буквально зайти — ногами) в своей любви к человеку? Как, имея прописку на земле, стать и гражданином Неба?.. Это вопросы, на которые пытаются дать ответы исследования магаданского Общества любителей церковной истории Северо-Востока России, которое я здесь представляю, вопросы, которые мы должны задавать, чтобы понять Святителя Иннокентия как человека. И это, на мой взгляд, один из важных подходов в изучении его наследия: не просто выучить годы жизни, купить житие и поставить на полку, полистать страницы дневника, а, полюбив, загореться его опытом, его примером, его жаждой Бога… Потому что только такими могут быть отношения между церковью земной и Церковью Небесной.
Свое путешествие по территории современной Магаданской области Святитель Иннокентий совершал по так называемому охотско-гижигинскому тракту, который, в свою очередь, был частью охотско-камчатского почтового тракта из Охотска в Петропавловск. Протяженность охотско-гижигинского тракта составляла почти полторы тысячи километров, к концу XIX в. на тракте размещалось 11 станций, таких как Гижига, Наяхана, Таватома, Туманское селение, Тахтоямск, Ямск, Ола, Армань, Тауйск, Инское селение, Охотск[4].
При слове «тракт» мы вспоминаем путешествия из Петербурга в Москву наших классиков, тракты и трактиры, описанные Н.В. Гоголем, и нам представляется широкая дорога, со своей инфраструктурой, брички, кареты, подводы и т.д. Но совсем другими были дороги Северо-востока России в исследуемый период. И еще более не-дорогой был охотско-гижигинский тракт. Об этом свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что почта, например, из Якутска в Охотск по соответствующему тракту приходила ежемесячно, и в том же порядке возвращалась обратно как летом, так и зимой. В то время как из Охотска в Петропавловск и обратно (по территории современной Магаданской области) из-за сложности пути почта приходила один раз в году – зимой.
Решая поставленную задачу – выяснить особенности сухопутного маршрута Святителя Иннокентия вдоль охотского побережья, нам пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы найти не столько старые карты и казенные бумаги и документы дорожных ведомств, сколько воспоминания людей, которые сами в указанный, или близкий к указанному, период прошли этим путем. В самом начале наших исследований успех такой задачи нам казался почти невероятным, тем не менее, такие документы нашлись. Самым ценным из них на наш взгляд является естественно-историческое описание охотско-камчатского края, выполненное врачом охотско-камчатской экспедиции, уже упоминавшимся мной, Н.В. Слюниным. Экспедиция в наш край была снаряжена в конце XIX в. министерством финансов Российской империи. В задачи Слюнина кроме его прямых обязанностей врача входило изучение края, в связи с чем, ему было предоставлено право самостоятельных разъездов и даже отдельной зимовки. Его отчет по поставленной задаче на данный момент хранится в библиотеке Оксфорда.
Пройдя весь путь вдоль охотского побережья, Н.В. Слюнин пишет: «Употребляя слово «путь», «почтовый тракт», невольно приходишь в смущение от того разлада, или несоответствия европейского понятия с сибирской, окраинной действительностью. Это – не проезжая дорога между двумя глухими деревушками; это даже не тропинка через чащу леса или топкое, бесконечное болото обширной тундры. Это – почтовый тракт, как говорят здесь, из Охотска на Камчатку, по которому летом проехать крайне затруднительно, осенью – совершенно невозможно, весной чрезвычайно тяжело, а зимой до бесконечности опасно: всегда рискуешь или заблудиться в тайге, или замерзнуть в пургу, или умереть от голода вместе с собаками»[5].
Дороги, как таковой, не было — все быстро заносилось снегом, и каждый караван нарт фактически сам каждый раз заново прокладывал себе новую дорогу. Обычно, зная общее направление среди множества рек, перевалов, хребтов, каюр, проезжая лесом, делал зарубки или затеси на стволах деревьев в некотором расстоянии друг от друга. Вот эти-то затеси и служили руководящей нитью в таежном лабиринте; при переезде из одной чащи в другую на полянках ставились козлы из кольев, которые обыкновенно сильными ветрами срывались или полностью заметались снегом. В тундровой части пути из-за отсутствия леса ставить такие вехи было очень трудно, так как колья для этого приходилось возить издалека, за сотни верст.
Так как селения охотского побережья находились друг от друга на большом расстоянии, чаще всего 300-400 верст, во время сильной пурги и снежных заносов путешественникам приходилось спасаться и отсиживаться целыми неделями. Для этих целей между селениями строились т.н. заезжие избы или ночлежные юрты. Они представляли собой либо бревенчатый сруб, с полатями по стенам и якутским камином в углу, с маленьким окном, закрытым ледяной глыбой, и без сеней; либо земляную юрту, землянку алеутского типа. Такие юрты обыкновенно зимой заносило снегом, весной подмывало и разрушало водой; иногда медведь выворачивал двери и доски пола, чуя запах юколы и ища себе пищи. Т.е. даже такие нехитрые сооружения порою были недоступны путешественникам, попавшим в пургу. Так, первые четыре ночи своего первого путешествия Святитель Иннокентий и его спутники провели в абсолютно пустынных местах. В одном из писем святителю Филарету, митрополиту Московскому святитель Иннокентий писал, что из-за пурги пришлось несколько дней просидеть на одном месте, практически не вставая с нарт, «и даже без чаю».
Это при том, что пурга и метель в этих краях могла начаться практически внезапно и разыгрывалась так стремительно, что даже на переезде в 100 верст путник мог быть застигнут врасплох и мог погибнуть всего в нескольких километрах от спасительного убежища.
Постройка ночлежных юрт, установка упомянутых вех-козлов вменялась в обязанность оседлым жителям. Это были несколько якутских семей и местные эвены. В их обязанности также входили досмотр за исправностью печей в заезжих избах, заготовка дров, которыми нужно было снабдить каждую избу по первому зимнему пути, предоставление собачьих упряжек и т.п. Считалось, что юрты или ночлежные избы должны быть построены через каждые 50-60 верст или поставлены в особо опасных местах. Но иногда постройка юрт затягивалась, и даже совсем оставлялась. Участники охотско-камчатской экспедиции сообщали следующее: «В Гижигинском округе прежде были юрты, но в настоящее время или заброшены и не ремонтируются, или сожжены проезжими на дрова; на пути между Таловкой и Лесновским на протяжении 625 верст есть всего 4 жилых пункта, а на опасных переездах по 200 верст не находим ни одной юрты, где можно было бы укрыться от жестоких метелей, — и путнику предоставляется право искать спасения у бродячего инородца, если таковой в данное время может оказаться поблизости»[6].
Святителю Иннокентию хорошо была известна эта ситуация. Так, измученный трудностями пути, 14 февраля 1843 г. он достигает небольшого корякского селения в гижигинском уезде. В дневнике Святитель записал: «Жителей в сем селении более 250 душ […] живут не в домах, но в юртах, в коих вместо окон, дверей и дымной трубы находится одно отверстие вверху. К нему отвесно становится доска с выделанными на ней дырами, служащими вместо ступеней. По ней ходят и выходят из юрты. Обыкновенных боковых дверей каменцы, по своему суеверию, никак не хотят сделать. Под самою лестницею, вышиной от 2 до 2,5 сажень, обыкновенно раскладывается огонь для варения пищи. Как ни трудно было лазить по сей лестнице узкой и грязной, а иногда и сквозь дым, но погода заставила и меня жить в юрте, вместе с коряками».
Кстати, в этом селении Святитель Иннокентий в своих миссионерских трудах столкнулся с непробиваемой логикой каряков. Видя, что благовестие о Христе не дает результата, он стал говорить об аде и вечных муках, на что жители селения отвечали: «… что ж делать! Ведь отцы наши там же…».
Уважаемые коллеги, возможно у вас уже возник вопрос: почему мы говорим именно о зимнем путешествии? Дело в том, что зимний путь, несмотря на все свои опасности, был быстрее и предпочтительнее. И только в редких случаях, ввиду каких-нибудь экстренных обстоятельств, люди решались отправиться этим путем летом или осенью с навьюченными оленями или лошадями. Наверное, именно поэтому святитель Иннокентий выбирал зимнее время для своих путешествий.
В сторону Камчатки и обратно двигались по морскому берегу или около него, через камни, кучи наносного песка, зимой – глыбы льда и заторы из плавника, которые местами образовывали целые горы. Снег и лед, покрытые морской солью, сильно тормозили полозья. Когда шли вдоль берега, было трудно сбиться с пути, но возможность идти прямо по побережью была не всегда. Было несколько особенностей прибрежных препятствий на этом пути: «непропуски», «припайки» и «хавли». Непропусками называли те места береговой линии, где море подходило вплотную к береговым скалам, и пройти не было никакой возможности. В этом случае приходилось делать многокилометровый крюк, чтобы обойти саму скалу. Припайки – это примерзшая к береговой линии смесь снега и льда, которая образовывается во время приливов, и при низкой температуре представляет из себя достаточно прочную «мостовую», возвышающуюся над морем на высоту прилива. А чтобы получить понятие о «хавлях», представьте себе гряду огромных глыб и камней, оторванных от береговых скал и лежащих отдельно, торчащих из воды. Зимой во время прилива и прибоя сюда набрасывает кучу колоссальных льдин, и вода вместе с ними замерзает на высоком уровне. Когда буря стихнет или вода во время отлива отходит, около береговых скал образуется висячий карниз, с торчащими острыми кусками льда, ширина которого бывает от 0,5 до 2 метров, с наклоном к морской бездне, где внизу, иногда на высоте 8-10 метров клокочут морские волны. Вот по этим то висячим ледяным карнизам и приходится пробираться путешественникам. Если ширина хавли позволяет, нарта с собаками осторожно подвигается, поддерживаемая при помощи острого остола каюром со стороны моря. Доктор Н.В. Слюнин, переправлявшийся по хавлям вспоминал: «Всплеск воды, треск льда, упавший сверху камень, — все заставляет вас содрогаться, и нервное напряжение доходит до предела: запутавшаяся собака, поскользнувшийся каюр, а хуже всего вспорхнувшая куропатка, — и вам грозит неминуемая гибель в холодной морской пучине. Но местами эти хавли сходят на нет: они у´же нарты, и тогда положение становится до невозможности затруднительным. Собаки выпрягаются и проводятся отдельно, нарты перетягиваются людьми на ремнях таким образом, что за один ремень тянут вперед, вторым поддерживают сзади, и она на половину висит в воздухе над морской бездной»[7].
Святитель Иннокентий испытал на себе все «прелести» этой особенности охотско-гижигинского тракта. В его путевом журнале есть следующая запись: « При переезде от Ольского селения к Арманскому, на расстоянии полуторы версты, мы проехали по самому опаснейшему месту. А именно подле высокого отвесного утеса, по тропинке шириною от 3 до 1 аршина[8], которая образовалась из примерзлого к утесу морского льда (таковые места здесь называются припайками), также отвесного, и, который, при малейшей оттепели, нередко совсем отваливается от утеса. С одной стороны был утес неприступный, а с другой – открытое море глубиною более двух сажень[9], которое иногда было совершенно под нами. Вышина от поверхности моря до тропинки была не менее 2 сажень, а в одном месте тропинка была так узка, что повозки спускали на ремнях […] проехав, я почти раскаявался, что решился на такую видимую опасность, тем более, что последние повозки наши должны были проезжать чрез это место уже в полночь, и совершенно ощупью. Но, слава Богу! Все проехали благополучно и без малейшего приключения». Остается добавить, что этот участок можно было миновать, объехав его стороной, но святитель Иннокентий решился на этот рискованный шаг исключительно из желания сократить путь и приехать в Тауйск к празднику Благовещения Пресвятой Богородицы, чтобы служить там праздничную Божественную Литургию. Из этого случая мы видим, какое огромное значение Святитель придавал принесению Бескровной Жертвы в деле своего служения.
«Не меньше тревоги и горя испытываешь при переезде через так называемые перевалы» — пишет Слюнин. «Непропуск еще можно объехать, употребив на это 1-2 лишних дня, но перевал нельзя миновать». Здесь многое зависело от мастерства каюра. Случаи сильных ушибов и увечий, и даже со смертельными исходами при путешествиях на собачьей упряжке не составляли в охотско-колымском крае редкости. Обыкновенно все инородцы ловко справляются с этой трудной задачей, но участники охотско-камчатской экспедиции отмечали, что хороший каюр — все-таки довольно редкое явление.
К числу особенностей зимнего путешествия по охотско-гижигинскому тракту следует также отнести т.н. снежные навесы (козырьки), лавины, пропарины и наледи.
Во время пурги с тундры и разных возвышенностей снег обыкновенно сносит в долины рек и на морской берег. Если этот берег находится с подветренной стороны, то снег, заметая по обрыву, образует огромные навесы, красиво очерченные и подогнутые, вроде художественного карниза, далеко выступающего в просвет ущелья. В течение времени они достигают огромных размеров, а следовательно и громадной тяжести, готовые рухнуть в любой момент. Наученные горьким опытом каюры внимательно следят за этими снежными карнизами, которые стараются объезжать на большом расстоянии, или, если это невозможно, то обыкновенно проезжают по одному, тихо, осторожно, стараясь не разговаривать, и даже не понукать собак. Иногда, уверяют каюры, бывает достаточно одного громкого слова, чтобы вся эта снежная масса обрушилась и задавила проезжающих. «В местах постоянного образования таких навесов, вечером каюры ни за что не соглашаются ехать, и принуждены останавливаться на ночевку»[10]. Путешествуя в 1861 г. из Олы в Армань, Святитель Иннокентий в путевом дневнике отмечает, что он и его спутники: «… благополучно проехали опасные места под утесом»[11]
Непростым оказывается путь и по замерзшим рекам. По своему горному характеру и быстрому течению здешние реки, даже при 20-30 градусах мороза, в некоторых местах не замерзают, образуя пропарины. Эти последние, чаще всего бывающие на крутых поворотах или при впадении притоков, так хорошо подчас замаскированы снегом, ветвями нависшего кустарника или густым туманом от испарений, что их легко просмотреть даже днем, и попасть в беду.
Если же в мелких местах речка промерзает до дна, то новый приток воды прокладывает себе новую дорогу, и разливаясь по уклону речки образует многослойную ледяную террасу. Такие наледи чаще всего покрыты тонким и гладким льдом, не выдерживающим собак и нарту. Сначала эти провалы мелки, и не обращают на себя внимание. Но по мере продвижения вперед, неопытный каюр попадает в ужасную западню: желая распутать собак, и вытащить их из воды, он проламывает тонкую ледяную крышку нижней террасы, представляющей как бы бассейн. Подоспевшие на помощь спутники своей тяжестью продавливают покров второго водяного бассейна, — и тогда положение всех становится критическим: собаки и нарта погружаются в воду, а промокшие путешественники если и выбираются из этой ловушки, то, намочив трут и спички, бывают лишены возможности развести костер, чтобы обсушить свое, порою, единственное платье.
К той же группе явлений принадлежат тарыны, т.е. те же скопления слоистого льда, которые образуют подчас обширные ледяные поля с куполообразными возвышениями, не расстаивающие иногда до конца лета.
При глубоком снеге собаки проваливаются и плохо везут, нарты забиваются снегом, переворачиваются, одному или двум каюрам приходится идти на лыжах впереди, прокладывая дорогу. Если же глубина снега очень большая, то работа двух передних каюров мало помогает. Тогда посылают им помощников, или они проходят вперед, и возвращаются назад. В таких случаях люди достигают сильного изнеможения, а езда в день ограничивается 20-30 верстами.
Про особенности погоды, думаю, много говорить не стоит. Всем хорошо известны низкие температуры, многодневные снежные бури, опасность обморожения и снежной слепоты путешественников. В заключение моего доклада остается только добавить, что свое последнее миссионерское путешествие по этому пути Святитель Иннокентий прошел когда ему было уже 65 лет…
В магаданском архиве хранится не так много документов, связанных с именем Святителя, основной их массив сосредоточен в архивах Якутска, Иркутска, Хабаровска. Но зато у нас есть огромная территория, много тысяч километров, которую Святитель Иннокентий прошел своими стопами, огромное богатство – неизведанный и непройденный пока нами до конца путь Святителя Иннокентия вдоль охотского побережья, по территории Магаданской области.
И можно бесконечно удивляться этому неутомимому и бесстрашному путешественнику и миссионеру, который с полным правом мог повторить за апостолом Павлом, слова, сказанные им на другом конце земли и в совсем других погодных условиях: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых» (1 Кор. 9, 22).
Примечания:
[1] Слюнин Н.В. Охотско-камчатский край. Естесственно-историческое описание/ Издание министерства финансов. – СПб, 1900, с. VI
[2] Там же, с. VIII
[3] Там же, с. VIII
[4] Казарян П.Л. Сухопутные сообщения Северо-Восточной России (XVII в. – 1920г.): монография. – Якутск, издательский дом СВФУ, 2012 г., с. 78
[5] Там же, с. 490
[6] Там же, с. 491
[7] Там же, с.
[8] 1 аршин = 0,7112 м
[9] 1 сажень = 2,13 м
[10] Там же
[11] Крылов В. Материалы для истории камчатских церквей. – Казань, 1909 г., с.51
(177)